Есть ли жизнь в Маями? - Страница 10

Остатки комфорта быстро улетучились. Надо было дать 65% барыша Дрю, а самому нервно сидеть, грызть ногти, и ждать результата у испанского телеящика в безопасном отеле. Я стал пуглив до чрезвычайности после рождения ребенка. Не поднять мне уже видно моих рубак в атаку как когда-то в гражданскую. Неужели таки прорастают у меня начала члена гражданского общества? Надо бы посмотреть в ванной в зеркало повнимательней.

Система достойна всякого презрения. Даже ненависти. Наркотиков в любой стране всегда уйма. Будь у власти шах, передающий престол от отца к сыну, или царь, застенчиво голосующий за самого себя на выборах, , или мистер президент, везде одно и то же - чтобы нормальному человеку купить нелегальной фармакологии - вечно надо иметь дело с урлой.

Я выступал и выступаю с резкой критикой этого лицемерного явления. Наркотики не надо легализовывать. Их надо просто декриминализовать. Кому суждено спиться и так сопьёться.

Простите за эмоциональные экскурсы - накипело. Натерпелся, понимаешь, по разным штатам выискивая и потребляя. И все не по аптекам, как страждущему человеку положено, а по подворотням, да закоулкам поганым.

Балду им теперь, а не мой голос на выборах. Требую немедленной поправки в общественном договоре. Если то что я делаю вредит мне, так уж позвольте, пожалуйста, мне самому и решать.

Вот и сейчас - дрожу как осиновый лист в какой-то квартире с зарешеченными окнами, толстенной железной дверью и с кучей вооруженных людей у входа в подъезд перед двумя негодяями в кожаных безрукавках на татуированном теле. Стою и робко так спрашиваю, через переводчика нельзя ли тут грибочками разжиться, чипсами кактусовыми похрустеть, кислоткой полакомится или, если повезет, аяхуяски какой попить.

Дрю переводит мою фразу, бандиты начинают смеяться и забрасывают Колтона целой серией вопросов. Дрю недовольный моими выходками долго что-то им объясняет. Я четко улавливаю только два слова - "локо" - придурок, и "руссо" - понятно и ежику. Я за это "руссо" и хватаюсь, как за спасение, будто добавит мне это защиту армии, флота и дипкорпуса всей Российской Федерации и тут же встреваю в монолог Дрю:

- "Руссо! Руссо! Туристо!" - так и подмывает добавить "Михаил Светлов, шорт побери!"

Кожаные бандиты вполне могут оказаться милыми людьми - один похож на народного артиста Республики Армения Фрунзика Мкртчяна, а другой на молодого, обритого Спартака Мишулина.

По-звериному страшными их делают сплошные наколки под самое горло. Ритуальные, наверное. У Мкртчяна даже на роже портак - из уголков глаз с двух сторон льются огромные слезы. Кто-то мне говорил, что в американской блатной символике, набитые на лице слезы, это как звезды на борту истребителя - по одной за каждый сбитый мессер. По слезинке за каждый трупик.

Над головой у Спартака Мишулина рядом с красоткой похожей на Анну Семенович, висит черный, официального армейского пользования плакат:

"Keep Closed at All Times/Serbian Snipers in the Lightwell"

"Осторожно, не открывать, с чердака работают сербские снайперы". Обнаружить такую странную надпись в наркояме пуэрториканского Сан Хуана было неожиданно, я радостно ткнул в плакат пальцем и закричал: "Югославия!".

Этот выкрик породил целую гамму чувств на заплаканном лице Фрунзика Мкртчяна.

"Белград, девяносто девятый" - на чистейшем английском произнес он, "Было дело. Вот, глянь-ка, руссо" - он сдвинул на груди тужурку и ткнул себе в сосок.

В окружении макраме и гипюра бандитских орнаментов сообщающих миру о том к какой именно бандгруппировке относится Фрунзик, и каким авторитетом обладает, была стандартная символика Семпер фай - морской пехоты США, орел, держащий в когтях весь земной шар и четыре буквы - USMC.

"Белград, девяносто девятый год" - повторил я с таким пафосом, будто прошел через войнушку сам.

- А ну подойди-ка поближе приказал Фрунзик Мкртчян и я повиновался его приказному тону, как лабораторный ослик. Гангстер вытащил китайскую ногтегрызку из кармана жилетки, а из кармана джинсов возникла маленькая коробочка типа тех, что в Союзе назывались "Земляничный вазелин". Вазелинка была осыпана полудрагоценной мишурой в стиле "заквашенный фаберже".

Ловко зачерпнув толстым концом ногтегрызки горку кокса, он немедленно сунул мне ее под левую ноздрю. Совершенно инстинктивно, я ее втянул, и тут же под правой ноздрей очутилась вторая горка-близнец. Я вдохнул в мозг и ее.

Тут же во рту обозначалась знакомая лекарственная горечь и стало понятно - "иц окей". Люди в татуировках, их страшные волыны, граффити на стенах домов и решетки на окнах мгновенно перестали напрягать.

- Себастьян! - протянул мне наждачную руку бывший морпех.

- Винсент! - по-военному отчеканил я, уже вовсю ощущая нежные наплывы кокаинового бриза.

Но-но, но Винсент - Висенте. Висенте. У нас ты будешь Висенте! - прогремел Мишулин, которого в Пуэрто-Рико называли "Густаво".

Густаво тоже вытащил из кармана пакетик с белым порошком и стал потчевать им Дрю с кончика перочинного ножа.

Бандитский кокс был неразбодяженным и вскоре мы облеклись безграничным уважением и теплой нежностью друг к другу. Скорость обмена информацией увеличилась.

Себастьян возбужденно начал делится военными мемуарами. Интересно было узнать, что во время югославской кампании, для быстрого наведения порядка на оккупированных НАТО территориях использовалась полиция Пуэрто-Рико. Только эти головорезы и смогли усмирить дерзких сербов.

Островитяне действительно отличаются некротким нравом. Москва в свое время пользовалась этой жесткой чертой островного горячего характера. Когда в семьдесят пятом году в про-советскую Анголу с одной стороны двинулись войска Заира, а с другой стороны парадом войск в стиле третьего рейха, с музычкой и одеколоном вошли войска ЮАР, из кубинской Гаваны, по соседству от Пуэрто-Рико, двинулся конвой судов с кубинскими "военными советниками".